Кометы

14 октября 2012

  

 

 

Человек есть нечто, что нуж­но преодолеть.

 

Фридрих Ницше.


 

 

 

– Любая ситуация в жизни носит конфликтный характер. Вы не на­хо­дите?

– Я?! С какой это стати?

– Извините, если  чем-то  расстроил  вас, но мне показалось… Мне показалось, что у вас…

– Душа не на месте? Да, она действительно не на месте. Вернее на месте, но совсем не на том, где ей бы следовало находиться.  А вам-то какое дело?

– Еще раз прошу прощения.

– Ладно. Прощаю.

– И все-таки, что вами движет? Откуда в вас столько необ­ъяснимого и в то же время бессмысленного, направленного из ниоткуда в никуда. Это что, стало нормой жизни?

– Ну вот, опять вы за свое!

– За свое, за ваше… Все это лишнее. Мне просто хочется знать, что вами движет?

– Ноги мною движут, когда я иду. Мотор с колесами, когда еду в автобусе…

– Ой, перестаньте! Не надо.

– Не надо?! – (довольно грозно).

– Не надо. – (умоляюще).

– Ну, хорошо, не буду.

– Огромное вам спасибо, – (облегченно), – это было очень великодушно с вашей стороны. Не ожидал. Честное слово, не ожидал!

– Ладно, чего уж там… – (смущенно, но не без некоторого самодовольства).

– А теперь представьте себе: едет по полю трактор…

– Представил, действительно едет.

– Вы  стоите  неподалеку  и  смотрите  на  него. Какой у вас возникает при этом вопрос?

– Извольте: «где бы двадцатку до получки достать?».

– Нет, я имею в виду: по поводу трактора.

– Ах, трактора… Ну… Ну, скажем, какого он цвета?

– Да нет же! Цвет вы и так видите. У вас возникает вопрос: а что это за трактор? Чем он тут занимается? Зачем? Понимаете – зачем?! Почему?!!

– Это только у вас такие идиотские вопросы могут возникнуть при виде трактора. А я думаю о том, у кого бы деньжат до получки занять?

– Э-эх, да что с вами разговаривать! Вы же деревянный. Вас же не прошибить ничем!

– Хм!.. – (очень самодовольно). – Хм! Хм!! Хм!!!

– А-аа, провалитесь вы все! Горите вы все синим пламенем! Мне-то что? И  почему я должен вечно решать чьи-то проблемы? Мне что в этой жизни, больше всех надо что ли? К черту! К чертовой бабушке! К чертовому дедушке!!.

– Тихо… – (испуганно). – Тихо! Тс-с!!.

– Что? – (озадаченно).

– Вы слышите? Слышите?!

– Ни фига я не слышу.

– Не может быть. Там, слева. Шипение…

– Ах, шипение… Это кометы.

– Кометы?

– Да, именно кометы. Доигрались. Я же вас предупреждал.

– Кометы… Так скоро?..

 

 

 

 

…и как обычно было чертовски холодно. Вили забежал в подъезд, а Ныш и Тюка остались снаружи, как бы на стреме. Ладно хоть сюда замок не врезали, – думал он, с чувством невероятного облегчения застегивая ширинку, – поссать человеку и то негде. А здесь ничего. На ночь можно будет сюда забуриться. Стекла на окнах целы и батарея вроде бы греет. Все лучше, чем по подвалам околачиваться.

Когда он вышел обратно на улицу, Ныш уже куда-то исчез. Тюка стоял один и от нечего делать ковырял в носу острой сосновой щепкой. Отвесив ему затрещину, Вили вырвал щепку и, зашвырнув ее далеко в сугроб, потащил Тюку со двора. Тюка не сопротивлялся. По всей видимости, ему было абсолютно все равно, что  проис­хо­дит. Возможно, он даже не понимал, что все происходящее происходит именно с ним, Тюкой. Миновав подворотню и выскочив на мостовую, Вили опустил его в канализационный люк, принял оттуда бутылку чего-то мутного, запечатанного сургучом, и вернувшись на тротуар, медленно побрел в сторону гастронома. Тюку было немного жаль. За те несколько часов, что они провели вместе, Вили даже успел привязаться к нему. Хороший парнишка. Молчаливый и что самое главное, совершенно бесхитростный. Нет, надо было просить за него больше. Продешевил. Ох, проде­ше­вил!

 

В отчаянии он всплеснул руками и едва не выронил зажатую под мышкой бутылку. Вовремя поймал, охнул и трясущейся рукой засунул ее поглубже в карман ватных штанов. Вот так. Так-то лучше. Так-то надежнее. А Ныш – сволочь ползучая. Сразу было видно, что ничего хорошего от него не дождешься, но чтобы так сподличать!.. – Вили покачал головой. – Сбежал перед самым… А, впрочем, ладно. За него и половину того, что стоил Тюка не дали бы. Туберкулез, геморрой, вшивость повышенная… Черт с ним!

Зайдя в гастроном, Вили направился прямиком к хлебному отделу. Быстрым шагом подойдя к прилавку, он нагнулся и с урчанием впился зубами в одну из булок, выложенных на нем. Продавщица охнула, очередь из семи человек, выстроившихся у кассы, охнула ей в ответ. Нисколечко этим не смущаясь, Вили развернулся и не выпуская булки изо рта, комично размахивая руками, бросился наутек. Несколько придя в себя, продавщица уже открыла было рот, чтобы поднять тревогу, но один из мужчин, стоявших в очереди, мягко ее остановил:

– Не надо. За булку я заплачу, – и уже не скрывая восхищения, добавил, – во дает! Т-твою мать, а!..

Никем не остановленный, Вили выскользнул из магазина и, засунув так бесцеремонно украденную булку поглубже за пазуху, заковылял вниз по улице. Все, что нужно для жизни, у него теперь было.

Темнело. С неба повалил снег. Начали зажигаться фонари. Благополучно разминувшись с милицейским патрулем, Вили свернул в небольшой скверик. Это было одно из его любимых мест. Как правило, сюда никто никогда не заходил. Выбрав скамеечку почище, он уселся на нее и, взломав на бутылке сургучную печать, присосался к горлышку.

Сивушная жидкость приятно обожгла глотку, разлилась по пищеводу и блаженным теплом наполнила все тело. Вили наслаждался. Разве может быть на свете что-нибудь лучше глотка этой божественной жидкости? Разве что-нибудь дает большее удовлетворение телу и приводит душу в такой восторг?!. Нет! Если и существуют под этим небом подобные вещи, Вили о них ничего не известно. А раз неизвестно, значит и нет ничего такого. Нету и все! Он достал из-за пазухи теплую булку и с благоговением откусил от нее небольшой кусочек. Хорошо. Господи, до чего же хорошо!..

В дальнем конце сквера показалась фигура. Темный силуэт продирался сквозь снежную завесу и направлялся, по всей ви­ди­мос­ти, прямо сюда. Крайне пораженный таким поворотом со­бы­тий, Вили замер. Настороженно пошмыгал носом, засунул булку обратно под телогрейку, подальше спрятал бутыль. Человек под­ходил все ближе и ближе.

– Сидим?

Это был мужчина лет сорока, прилично одетый, но какой-то уж больно помятый и заросший.

– Сидим?! – переспросил он, уже более настойчиво.

Вили неуверенно кивнул. (Черт его знает, что от такого можно ожидать).

– Ну и правильно. И я присяду.

Мужчина действительно опустился на скамейку рядом с Вили и протянул ему широченную ладонь в черной кожаной перчатке:

– Василий.

– Вили, – пискнул Вили, с собачей осторожностью пожимая ее.

– Вилли? – не понял мужчина.

– Нет, просто Вили.

– Ну и хорошо, – ответил незнакомец после короткой паузы. – Хорошо. А я Вася.

Познакомились.

– Комету-то видал? – спросил мужчина, помолчав еще минуту-другую.

– Какую комету? – с испугом воскликнул Вили.

А про себя подумал: господи ты, боже мой, только кометы мне сейчас и не хватало.

– Не знаю какую. Прилетела, говорят какая-то. Была бы ясная погода, мы бы ее в момент отыскали. А так, сам видишь, – он ткнул указательным пальцем в небо, – снежит.

– Снежит, – эхом отозвался Вили.

Ни с того, ни с сего мужчина вдруг размахнулся и треснул Вили по морде.

– Снежит?! – в исступлении заорал он и повторил эту нехитрую операцию еще раз.

Пискнув что-то нечленораздельное, Вили вскочил и бросился вон из сквера. Он несся так, словно его ошпарили кипятком, несся, ничего и никого вокруг себя не замечая. А мужик и не собирался пускаться за ним в погоню. Едва Вили исчез, он встал, и как ни в чем не бывало, зашагал в том же направлении, откуда пришел.

Впрочем, ничего этого Вили не видел. Свернув за угол, он пробежал узким темным переулком, сходу проскочил какую-то подворотню и только оказавшись в хорошо знакомом ему подъезде, остановился, чтобы перевести дух. Здесь он почувствовал себя в относительной безопасности. Уф, кажется пронесло! Он похлопал по карманам, сунул руку за пазуху и с ужасом обнаружил, что булка, к которой он успел так привязаться, исчезла.

В первое мгновение им овладел страстный порыв. Ему захо­те­лось сейчас же, сию же минуту броситься назад, чтобы по горячим следам найти, подобрать, вернуть потерянное! Но это только в первое мгновение. Второе мгновение принесло с собой воспо­минание о страшном Васе, а третье – твердую уверенность в том, что никакой булки ему, в принципе, и не надо.

– Бог с ней, в самом деле. Что я, без булки что ли не проживу?..

И бормоча под нос что-то утешительное, Вили полез под ба­та­рею. Сухое тепло обволакивало его, принося с собой мир и спо­кой­ствие. Вили засыпал. Нет, – рассуждал он в полудреме, – пожалуй, там, в сквере, я был не прав. Лучше глотка сивухи может быть теплая батарея…

Сон наваливался на него. Но прежде чем его глаза окончательно сомкнулись и он провалился в небытие, каким-то боковым зрением Вили заметил в противоположном углу лестничной площадки нечто не совсем обычное. Прямо из бетонного пола, сияя и пере­ли­ваясь, вырастали кристаллы. Продолговатые прозрачные камни пра­­вильной геометрической формы, шипя и разбрызгивая в разные стороны огненные искры, вытягивались и увеличивались в раз­мерах, словно живые. Вот ни хрена себе!.. – только и успел по­ду­мать Вили. В следующее мгновение сон окончательно раздавил его и все существующее превратилось в ничто…

 

 

 

 

…когда он проснулся, было еще темно. С наслаждением по­тя­нув­шись, Вили нажал кнопку звонка и бодро соскочив с кровати, пробежался по комнате. Сам раздвинул  тяжелые портьеры на окнах, сделал несколько упражнений. Через минуту в дверях по­я­вил­ся Симон.

 

– Кофе, господин Вили, – сообщил он, полусонно расшаркиваясь и осторожно устанавливая поднос на столик рядом с кроватью.

– Ага! – Вили хлопнул в ладоши и потер их одна о другую. – Что с факсом из Каира?

  Еще не было, господин Вили. Задерживается.

– Ага-а… – Вили нахмурился. – Ладно. Спасибо, Симон. Можете идти.

Все еще пошатываясь со сна, старик вышел.

Вили посмотрел на часы. 7:36. Рановато. Впрочем, ничего. Это даже лучше. Целых полчаса в запасе. Он быстро выпил кофе и, насвистывая что-то веселое, побежал принимать душ. В 8:17 он уже сидел на заднем сиденье своего «Континенталя».

– Как спали, господин Вили? – осведомился шофер.

– Спасибо, нормально.

Вили поморщился. Уволить что ли этого недоумка? – рассеянно подумал он. – Какое его собачье дело, как я спал!

– Про комету слыхали?

– Какую еще комету, что ты несешь?

– Не знаю какую. Прилетела, говорят, какая-то. Примета есть такая, что если…

– Галактион, да? – перебил его Вили. – Подними стекло и смотри на дорогу. Хватит болтать, не такси ведешь.

– Прошу прощения, господин Вили, – спохватился водитель. – Виноват.

Он нажал кнопку на передней панели  и стеклянная пере­городка, отделяющая его от салона, медленно поползла вверх. Вили потянулся, зевнул и достал из внутреннего кармана пиджака небольшую коробочку.

– Комета… – весьма добродушно пробормотал он. – Совсем народ обалдел…

В коробочке лежали кристаллы. Прозрачные продолговатые камни, переливающиеся в полумраке всеми цветами радуги. Лицо Вили расплылось в блаженной улыбке. Что это были за камни, он толком не знал. Да и на кой это нужно – знать?! Цена, о которой он договорился с покупателем, его вполне устраивала, а все остальное не имеет никакого значения.

Кристаллы сверкали.

Аккуратно закрыв коробочку, Вили убрал ее обратно в карман.

– А ты говоришь комета… – бессмысленно пробормотал он, зажмуриваясь от удовольствия.

Навстречу ему вышел сам господин Инк.

– Здравствуйте, здравствуйте. Очень приятно, – весь он так и рассыпался в приветствиях. – Вы пунктуальны, как никто другой. Приятно иметь с вами дело.

Вили посмотрел на часы. 9:07. Действительно пунктуален, – подумал он с некоторым самодовольством. – Пожалуй, даже чересчур. Надо было опоздать минут на двадцать-тридцать.

– Привезли? – Инк замер в выжидательной позе.

– Разумеется, – Вили не удержался и положил в его раскрытую пасть лимонную дольку.

– Вот.

Он достал коробочку и аккуратно опустил ее на стол. Медленно пережевывая лимон, Инк так же аккуратно взял ее в руки, при­открыл и даже взвизгнул от удовольствия. Изжеванная лимонная корка вылетела у него изо рта и, описав дугу, благополучно приземлилась на соседний столик.

– Скажите, – поинтересовался Вили, – это ваш ресторан?

– Нет, – господин Инк закрыл коробочку и опустил ее в карман своего фартука. – Это ресторан моего босса.

– Интересно, кто же вы такие? – как бы в задумчивости про­бор­мотал Вили.

– Вот чек, – Инк аккуратно выложил на стол белый пря­моугольный конверт, – восемь с половиной, как догова­ривались.

– Нет, а кто вы все-таки такие?

– Неважно. Этот ресторан – наш. Кушайте. Сегодня мы вас угощаем.

– Ладно. Не хотите отвечать, не надо. Сам все узнаю.

 Вили забрал чек. Восемь кисленьких, – пела его душа, – восемь кисленьких, кисленьких-зелененьких… Господин Инк исчез так же незаметно, как появился. И очень хорошо! – подумал Вили. – И очень это даже кстати… Все его существо охватил какой-то сумасшедший восторг. Сегодняшняя сделка была самой крупной из всех, которые он когда-либо проворачивал. Самой крупной и самой легкой. Черт побери, теперь факс из Каира ничего не решает! Теперь диктовать условия буду я! Я!!.

– Господин Вили, – к столику подошел официант, – вас к теле­фону.

– К какому телефону? – не сразу понял Вили.

– Пойдемте. Я провожу.

– К телефону?.. Не надо, я сам.

Он встал и направился к заднему выходу.

– Дверь налево, – донеслось ему вслед.

Пустое помещение. Коридор, освещенный несколькими неоно­выми лампами. Поворот… Странно, почему не позвонили на тру­бу?.. – промелькнуло у него в голове, и в следующее мгновение он получил по этой самой голове тяжелым тупым предметом (воз­можно, обыкновенной совковой лопатой).

Очнулся Вили со смутным воспоминанием чего-то приятного и невероятной тяжестью в области затылка. Со всех сторон его ок­ру­жала темнота. Поза, в которой он себя обнаружил, показалась ему не совсем естественной. Точно сказать было нельзя, но создавалось такое впечатление, что его сложили втрое, а то и вчетверо, после чего тщательнейшим образом утрамбовали. Вили попытался пошевелиться, и сию же минуту голова дала о себе знать острой пронизывающей болью.

– Что за?!. – простонал он и только тут почувствовал тош­нот­вор­ный запах.

Воняло помойкой и пищевыми отходами. Не обращая внимания на боль, он собрался с силами и распрямился.

– Что за?..

У него начался приступ истерического смеха.

Стоял морозный солнечный день. Вили торчал, по пояс высовы­ваясь из мусорного бака, и хохотал. Из одежды на нем сохранились только носки, трусы и, как ни странно, галстук. Все остальное бесследно исчезло. Исчез и чек на восемь с половиной миллионов долларов. Исчез и сам Вили. Прежний Вили.

Он перевалился через край контейнера и, дрожа всем телом, заковылял прочь, сам не зная зачем и куда идет. Вывернув из подворотни на улицу, он слился с людским потоком. Электронное табло над проходной завода высвечивало 12:31. Время, когда обычно Вили находился на теннисном корте…

 

 

 

 

…очнулся он только на перекрестке у светофора, едва не попав под машину.

– Ты что, придурок, совсем охренел?! – заорал водитель, высо­вываясь из окна и показывая Вили кулак. – На тот свет захотел, идиот недоделанный?..

 

Вили безмолвствовал. Таким незначительным и бессмыс­ленным показался ему этот инцидент по сравнению с тем, что тво­ри­лось сейчас в его голове. Что ему от меня нужно? – с удивле­нием подумал он, – чего он так разорался?.. Дико озираясь, он перебрался-таки на противоположную сторону улицы и тут же по­гру­зился в свои размышления снова.

Вечерело. Вили медленно брел по тротуару, то и дело натыкаясь на прохожих и ежеминутно извиняясь. Счастье, – думал он, – что такое счастье? Нечто абстрактное, эфемерное, желаемое всеми без исключения и недосягаемое в чистом виде практически ни для кого… Счастье, это не то, что тебя окружает, а то, как ты воспри­ни­маешь данное окружение. Человек может быть счастлив только в том случае, когда его внутренний мир находится в гармонии с ми­ром внешним.

– Вот что такое счастье! – воскликнул Вили вслух и сию же минуту провалился в открытый канализационный люк.

К счастью, внизу не оказалось ни острого металлического штыря, ни задвижки на сто пятьдесят, ни какого-либо иного подво­ха. Случись там нечто подобное – и даже страшно подумать, чем могла бы закончиться для него эта прогулка. Слава богу, все обошлось. Через пару минут он уже показался наружу, весь перема­занный грязью, но сохранивший на лице блаженную улыбку.

– Как слетали? – услышал он голос.

– Спасибо, нормально.

Вили задрал голову. Прямо над ним стоял человек. Мужчина лет пятидесяти, прилично одетый и с весьма добродушным, пожалуй, даже чуть простоватым лицом.

– Помочь? – учтиво осведомился он.

– Был бы вам весьма признателен.

Вили ухватил его за руку и, кряхтя, выбрался из люка наверх.

– Огромное вам спасибо! Вили, – представился он.

– Змеев Николай Петрович, – улыбнулся мужчина. – Давайте закроем это крышкой, пока еще кто-нибудь туда не загремел.

– Давайте.

Они ухватились за плоский металлический блин и аккуратно опус­тили его на место.

  Ну вот, теперь порядок.

– Ага, – Вили достал расческу, повертел ее в руках и за ненадоб­ностью выбросил в урну. – Полный порядок.

– Простите, – осторожно поинтересовался мужчина, – вы сказали, вас зовут Вили?

– Да. Забавное имя, правда?

– Нет, отчего же… – Николай Петрович выпрямился и поскреб правой рукой свой гладко выбритый подбородок. – Просто мне показалось, что где-то я его уже слышал.

– Не представляю, где вы могли его слышать. Разве что в скандинавском фольклоре.

  Вот как?! – обрадовался Николай Петрович.

– Вили, это один из трех богов, помимо Ве и, конечно же, Одина, ко­то­рые убили великана Имира, хаотическую силу, и создали из его тела весь этот мир.

– О-го-го!.. – пробормотал мужчина почтительно.

– Смею вас заверить, — поспешил добавить Вили, – что ни к од­но­му из этих богов, а равно и к поверженному ими великану лично я не имею ни малейшего отношения.

– Совпадение? – удивился Николай Петрович.

– Возможно. Хотя сам я склонен считать, что это тонкий намек.

Помолчали.

Вили веточкой соскребал с себя грязь, налипшую на него в ка­на­ли­зационном колодце, Змеев просто стоял рядом.

– Скажите, – не выдержал он, – как на ваш взгляд, зачем все это?

– Что это? – не понял Вили.

– Ну, это! – Николай Петрович обвел рукой пространство вокруг себя. – Зачем ваши боги убили великана и создали из него мир?

– Зачем?.. – Вили растерялся. – Ну… не знаю зачем. Создали, и ладно. И очень хорошо. Захотелось им сотворить что-нибудь эдакое...

Он щелкнул пальцами.

– Взяли и сотворили. На то они и боги.

– Ну, хорошо, им захотелось побаловаться, а мы-то тут причем? Они, видите ли, убивают кого ни попадя, а мы из-за этого мучайся!

– Что-то я вас не понимаю. Вы что, не довольны тем, что вам дали жизнь?

– Нет, – голосом обиженного ребенка ответил Змеев, – этим я доволен. Меня раздражает другое.

– Что же, если не секрет?

– Ответьте мне, почему я должен жить, не имея ни малейшего представления, зачем я живу и что мне в этой жизни делать? Разве это по-божески – преподнести в подарок такую дорогую игрушку и не удосужиться объяснить, как эта игрушка заводится и как ею сле­дует играть?

– Аа-а, – Вили прищурился и погрозил Николаю Петровичу пальцем, – вона вы как все перевернули. Вам, значит, надо все на блюдечке поднести, в рот положить, да еще и разжевать за вас. Не выйдет, товарищ дорогой! Не получится!! Сами должны искать, сами до всего додумываться. Для этого вас человеком и сделали, для этого вам в голову и положили мозги, а не просто, извините за грубость, насрали.

– Но как же свобода? – возмутился Змеев. – Где же справед­ливость?!

– Вот она, – Вили повторил жест Николая Петровича, то есть очертил в воздухе вокруг себя полусферу, – смотрите и внимайте.

– А если не внимается? – Змеев вытаращил глаза.

– Невнимательно смотрите, вот  и  не  внимается, – буркнул Вили. – Вам хочется знать, в чем смысл жизни? Так вспомните, что правильно поставленный вопрос уже сам по себе содержит ответ!

– Бе-ли-бер-да-а, – козлиным тенорком проблеял Змеев. – По-вашему получается, что смысл жизни в самой жизни?

Вили сложил на груди руки и с важностью подвигал нижней челюстью.

– Прежде, – сказал он, – нужно ответить на вопрос: а что же такое жизнь, в чем ее суть?

– А-а…  а в чем ее суть?

– А-а… а вот вы посмотрите вокруг себя внимательно, – пе­ре­дразнил его Вили, – и все увидите без посторонней помощи. Что вы видите везде и во всем?

  Движение? – неуверенно пискнул Змеев.

– Движение! Но не просто движение, а целенаправленное. Обратите на это особое внимание, целенаправленное движение! А вот от чего к чему… Думайте сами. Я и так вам уже слишком много сказал. Думайте!

Вили круто развернулся и заковылял прочь. Остановился, вер­нулся назад и, немного конфузясь, пробормотал:

– А за то, что помогли мне выбраться из ямы, огромное вам спа­сибо.

– И вам спасибо! – восторженно завопил Змеев, хватая Вили за руку и тряся ее изо всех сил, словно намереваясь оторвать и утащить с собой. – Огромное спасибо! Вы тоже помогли мне выбраться из ямы. Только моя яма была несравненно глубже, чем этот милый канализационный колодец. Спасибо!

В десяти метрах от них остановился автобус.

– Семерка. О, это мой! – заорал Змеев. – Прощайте, дорогой друг, прощайте. Надеюсь, еще увидимся.

И со всех ног бросился к остановке.

– Только не падайте больше в открытые люки! – крикнул он уже с подножки автобуса. – Шею себе свернуть всегда успеете.

– Ладно, – пообещал Вили, – постараюсь не падать.

Он поднял воротник пальто, засунул руки поглубже в карманы и побрел дальше, внимательно глядя себе под ноги. Вот, – с улыбкой думал он, – как приятно пообщаться с умным образованным чело­веком. Очень приятно-оО!..

Не заметив торчавшей из стены дома железной трубы, он на полном ходу стукнулся об нее лбом и еще с полметра своего пути про­делал уже на спине, в процессе свободного скольжения по ле­дя­ной поверхности тротуара.

– Очень приятно! – выразительно повторил он, поднимаясь на ноги и потирая рукой здоровенную шишку на лбу. – Очень!..

 

 

 

 

…сидели и смотрели на проходящих мимо людей. Молчали. Молчали довольно долго, но, как ни странно, никакого напряжения, обычно сопутствующего столь продолжительному безмолвию, не возникало. Шел снег. Жирные влажные хлопья медленно опуска­лись на землю, производя при этом едва заметный, но все же от­четливо воспринимаемый звук. Что-то среднее между шипением и шуршанием. Народу на улице было немного. Забавно, – подумал Вили, – почему когда идет снег, человечество словно вымирает?

– Безмолвие, – отозвался Лайт, – никто не хочет нарушать этого фантастического безмолвия.

 

Вили благодарно кивнул. На душе было тепло и спокойно. Ров­ное, – почему-то подумал он, – ровное и стабильное… И в этом Ровном и Стабильном рождалось понимание чего-то грандиозного и вечного. Даже не понимание, а, скорее, ощущение. Чистое вос­приятие, если так можно выразиться.

  Ну, и на кого они похожи? – снова нарушил молчание Лайт.

– На кометы, – не задумываясь ответил Вили. – Или на бабо­чек… Нет, именно на кометы!

Лайт добродушно засмеялся. Почувствовав в этом смехе вопрос, Вили  поспешил пояснить свою мысль:

– Как кометы, движутся они по замкнутой траектории, тщетно силясь вырваться за пределы своего обыденного восприятия и каждый раз, снова и снова, возвращаясь обратно, удерживаемые невидимыми, но от этого не менее реальными силами своих страстей, желаний, бессознательных импульсов…

– Везде должен быть свой особенный центр, вокруг которого все и вертится, – хитро прищурившись, заметил Лайт.

  Везде, – согласился Вили, – если только ты сам не являешься этим центром.

– Центр Восприятия! – Лайт рассмеялся. – Звучит при­похаб­ненько. Все зависит от того, с какой точки зрения на это взглянуть. Очень может статься, что именно Земля является центром Вселенной, а всё, что не в нас, лишь плод нашего воображения.

Вили поморщился.

– Кометы, – твердо повторил он. – Люди, это кометы. А Центр Восприятия величина сугубо индивидуальная, и никакого отношения к объективной реальности она не имеет. Разве что самое отдаленное.

Лайт промолчал. Он был доволен. Он был очень доволен!

Мимо скамейки, на которой они сидели, прошла женщина. Про­шла, остановилась неподалеку и взглянула на часы. По всей ви­ди­мости, здесь у нее с кем-то было назначено свидание, но двор был совершенно пуст. Несколько минут она нервно ходила взад-вперед, затем развернулась и медленно побрела прочь. Вили даже по­ка­залось, что он заметил слезы на ее щеках. Женщина свернула за угол и пропала из вида.

Снова стало пусто, но ненадолго. Из соседней подворотни вывернула шумная ватага и, описав по двору довольно замыс­ловатую петлю, пристроилась под полуобрушившимся навесом у наглухо заколоченной боковой двери гастронома. Распив прине­сенную с собой бутылку, компания рассыпалась и исчезла, оставив после себя только пустую посудину и смятый пластиковый стаканчик. Минут через десять к подъезду подкатил милицейский фургон.

– Эй! – заорали из окна сверху. – Какого черта?! В соседний двор, в соседний!..

Хлопнула форточка. Зарычав, машина медленно поползла по дорожке, очевидно намереваясь обогнуть дом, чтобы попасть в соседний дворик.

– Поразительно, – задумчиво произнес Лайт, – как много здесь переплетено миров!

Вили и сам не раз замечал эту особенность. Взять, к примеру, вот эту улицу. На первый взгляд, ничего особенного, улица как улица. Но это только на первый взгляд. Стоит присмотреться внимательно, и тогда начнешь замечать, как… Грязный и унылый мир бродяг прекрасно сосуществует здесь, бок о бок, с миром уличных торговцев или сверкающим миром «новых русских». Разоча­ро­вание, боль, предательство могут невероятнейшим образом накладываться на радость, веселье или восторженное чувство первой любви. А мир глазами ребенка. А мир человека, открыв­шего для себя прелесть алкогольного опьянения, а мир профес­сионального киллера… И все это – одна и та же улица; одни и те же предметы; одно и то же пространство в одном и том же временнОм измерении!..

 – Кометы, – пробормотал Вили. – Кометы!..

– Разные уровни восприятия, – поправил его Лайт. – Чем более человек развит, тем более он восприимчив. И тем менее он зави­сим от Центра, вокруг которого вращаются все остальные. Комета могла бы перестать быть кометой, если бы сумела разорвать цепи притяжения и вырваться за пределы Системы…

 Системы?!.

– Эй ты, Оргазм Роттердамский! – заорали откуда-то сверху. – Кончай базарить. Спать не даешь. Щас в милицию позвоню!

Вили встал и вышел со двора на улицу. Стабильное, – думал он, – Ровное  и Стабильное…

Что дальше?..

 

 

 

 

– И сколько же раз вы получали по голове этой штуковиной?

 

 – Сколько? Откуда я знаю, сколько? Много раз получал.

– Наверное, все по пьяне?

– Нет, от чего же, – (самодовольно), – и в трезвом виде не раз перепадало. А откуда вы такой любопытный, случаем не из ми­ли­ции?

– Нет! – (испуганно). – Боже меня упаси!

– Это хорошо. Тогда мы с вами можем найти общий язык.

– Один на двоих? Хорошо бы.

– Точно говорю, найдем!

– А в детстве вы не страдали рахитом?

– Ох, чем я только не страдал в детстве!.. А вот рахитом нет. Кажется, не было такого. Бог миловал.

– Ладно. Это, вообще-то, ерунда. Я вас совсем не о том хотел спросить.

– О чем же? Спрашивайте.

– Ответьте мне: вам никогда не приходилось видеть животное?

– Да каждый божий день вижу! С утра вроде бы смотришь – люди. А к вечеру приглядишься как следует и понимаешь: не-е, животные! И говорить по-человечьи не могут, мычанье одно, и на ногах еле держаться…

– Я вас серьезно спрашиваю, – (не скрывая раздражения), – вы  настоящее животное  видели?

– Ну, видел, – (обиженно). – И пошутить уж нельзя.

– Прекрасно! И чем же,  по-вашему, животное отличается от че­ло­века?

– Чем, чем… да ничем! Единственная разница, что у человека две ноги и нет перьев.

– А еще?

– А что еще? Водки животное не пьет, табаку не курит…

– Так, так, – (поощрительно), – дальше, пожалуйста. Ведь мо­жете же, когда захотите.

– Да отвяжитесь вы от меня! Что вы ко мне пристали? «Спой, да спой»!

– Скажите, а может животное пойти в кино или насладиться чте­нием книги?

– В кино, пожалуй, и может, если билетерша у входа заснула. А вот книгой вряд ли.

– Нет, это невыносимо! Вы что, терпение моё  испытываете что ли?!

– Ничего я не испытываю. Тоже мне, нашел испытателя. Сами ле­зете ко мне с каким-то животным, а потом меня же и обвиняете не­по­нятно в чем. Я ведь так и обидеться могу.

– Что-о?!. – (угрожающе).

– Ничего! – (без тени смущения).

– Для вашей же пользы стараюсь, а вы…

– А кто вас просит для меня стараться? Сидите себе спокойно и не суйте нос во все дыры.  Без вас тошно.

– Э-эх, темнота! – (со вздохом). – Ну ладно, ладно. Простите меня, пожалуйста.

– Черта с два! Не прощу.

– А ведь любая ситуация в жизни носит конфликтный характер. Вы не находите?

– Я?! С какой это стати?

– Извините, если чем-то расстроил вас, но мне показалось… Мне показалось, что… 

 

Ноябрь 1997 г.

 

Комментарии (1)
14 октября 2012 | 22:52
Читается на одном дыхании! Потрясающее чувство!
«...как много здесь переплетено миров. Люди — кометы...»
Анатолий Белоусов
Большое Вам спасибо за добрые слова!
Написать комментарий
Обновить картинку

Подпишись на рассылку

Карта сайта

Заблудились?
Не страшно!
Карта поможет найти верный путь!..

Обо мне

Рад Вас приветствовать
на своем сайте. Давайте знакомиться!
Загрузка...