Наука - новая религия?!.

Подавляющее большинство из нас привыкли считать окружающий мир и самого человека такими, какими описывает их современная наука. Это и не удивительно. Сегодня авторитет науки столь велик, что сказанное ею не подлежит никаким сомнениям. Хотя, честно говоря, почему такое происходит мне не совсем понятно. Ведь достаточно оглянуться назад, чтобы сильно усомниться в незыблемости любых, даже самых авторитетных, точек зрения.

На протяжении всей нашей истории представления о том, каков мир и что есть человек непрестанно менялись. Каждое новое поколение отвергало точку зрения поколения предыдущего, твердо уверовав, что именно оно открыло истину. В том, что Земля является шаром, а не стоит на трех китах, уже давно никто не сомневается. Думаю, не найти среди ныне живущих и сторонников геоцентрической системы Клавдия Птолемея. Сегодня каждый школьник знает, что Земля вращается вокруг Солнца, что мир состоит из атомов, а атомы из более мелких элементарных частиц, что человек произошел от обезьяны и обладает всемогущим разумом…

Но давайте задумаемся, какое отношение к описываемой наукой картине мира имеет каждый из нас в отдельности. Задумаемся над тем, откуда в нас такая фанатическая уверенность в непогрешимости научно-материалистического мировоззрения и вера в то, что мир именно таков, каким нам его описывают. И еще: не был ли древний пращур столь же непоколебимо уверен в том, что Земля плоская, а современник Аристотеля в существовании Небесных Сфер и Перводвигателя? И не будут ли наши представления о мире через пару тысячелетий казаться потомкам столь же примитивными и смешными, как нам идея Земли, лежащей на трех китах? Ну и, наконец, что бы мог сказать о мире любой из нас, родись он тысячу лет до или тысячу лет после настоящего момента?..

Как это ни парадоксально, но сегодня "научное мировоззрение" начинает переживать упадок. Не наука, как метод познания окружающего мира, а именно "научное мировоззрение". Если в эпоху Просвещения средневековый принцип «не следует привлекать новые сущности без самой крайней на то необходимости» (так называемая «бритва Оккама»), позволил науке подняться с колен на ноги, то теперь тот же принцип пригибает ее все ниже и ниже к земле. Теперь это выглядит какой-то дикой разновидностью солипсизма: «недоказанное наукой – не существует!». А то, что с точки зрения науки не существует, не может быть в свою очередь доказано.

Ученые идеологи не хотят выйти за рамки сложенных ими концепций. Игнорируется всё, что когда-то поспешно было названо антинаучным. Колоссальная область явлений остается вне поля зрения науки именно из-за этой страусиной тактики. Явлений, в первую очередь касающихся самого человека, его способностей. Эзотерика, оккультизм, экстрасенсорика и ясновидение… Всё отметается сходу! Ни одна из этих загадок не подвергается серьезным всесторонним исследованиям только потому, что когда-то все они были объявлены авторитетными учеными вымыслом или шарлатанством. (Кстати, именно из-за пренебрежения со стороны науки, в этих областях действительно процветает шарлатанство).

Для того чтобы жить по-новому, необходимо по-новому мыслить! Это касается каждого из нас. Вселенная устроена неизмеримо сложнее, чем нам ее описывает современная физика. И решение "основного вопроса философии" может выглядеть несколько иначе, если взглянуть на него под углом, отличным от точки зрения основоположников диалектического материализма.

По большому счету, вопрос о том, что первично, Материя или Дух, несколько некорректен. Ведь если мыслить их как диалектическое единство, то "вечность" любого из начал (например, Материи, как на том настаивают материалисты), с необходимостью приводит к "вечности" другого начала, — если вечна Материя, то вечен и Дух, — следовательно, вопрос о первичности вообще снимается...

К сожалению, даже самые светлые умы смотрят на мир не иначе как через призму человеческого мироощущения. И это касается не только повседневности, не только религии или искусства, но и философии, и науки! То, что выходит за пределы логики, лежит вне человеческого восприятия, хотя именно оно может играть для человека первостепенную роль. Из века в век мы повторяем одну и туже ошибку. Мы напрочь отрицаем ту часть Вселенной, которая нам еще неизвестна и сильно упрощаем (порой до абсурда), ту ее область, которую изучили более или менее сносно. Мы либо ставим Землю центром мироздания, либо низводим ее до ничтожной пылинки в безбрежных просторах Вселенной, вращающейся вокруг самой, что ни на есть, заурядной звезды и ставшей "колыбелью разума" лишь по воле случая…

Точно так же, как в период средневековья Христианская Церковь являлась общепризнанным авторитетом и единственным толкователем "Истины", сегодня эту роль играет Наука. Вера в Науку, в абсолютность высказываемых ею "Истин", в наши дни настолько велика, что нередко доходит до фанатизма. Но так ли непогрешима эта "высокомерная леди"? Так ли абсолютны ее методы и теории, как это принято думать? При ближайшем рассмотрении оказывается, что нет. Нет! На самом деле история Науки является своего рода "Собранием заблуждений" (и их "разоблачений"), сменявших одно другое и относящихся к Истине все с той же долей условности, что и догматы Христианской Церкви.

Процесс познания является самым сложным и противоречивым из всех исторических процессов. Едва ли можно представить себе более извилистый и тернистый путь, чем этот. Еще в начале XVII века английский философ Френсис Бэкон разработал учение об "идолах", отражающее основные препятствия с которыми сталкивается разум на своем пути к Истине. "Идолы", это ложные идеи и предрассудки, мешающие человеческому познанию.

Согласно точке зрения Бэкона, существует два типа "идолов": врожденные, или те, которые проистекают из самого характера человеческого ума (который питают воля и чувства, окрашивающие вещи в субъективные тона и искажающие их действительную природу), и приобретенные, которые вселяются в умы людей из распространенных мнений, спекулятивных теорий и превратных доказательств. Наибольшую опасность представляют врожденные "идолы", которые, в отличие от приобретенных, искоренить невозможно. Правда, можно осознать их характер и действие на человеческий ум и, таким образом, предупредить умножение ошибок, однако сделать это очень и очень непросто.

Всего выделяется четыре группы "идолов". Во-первых, это "идолы рода". Как правило, люди предрасположены верить в истинность предпочтительного и всячески стараются подтверждать и обосновывать то, в чем заинтересованы. Сколь великой ни была бы значительность и число обстоятельств, свидетельствующих о противоположном, их или игнорируют, или превратно истолковывают. Кроме того, человеку свойственна склонность к идеализации. Ему так хочется видеть в вещах больше порядка и единообразия, чем есть на самом деле, что он не скупится привносить в природу мнимые подобия и соответствия, осуществлять чрезмерные отвлечения и мысленно представлять динамически меняющееся статичным и неподвижным.

Во-вторых, это "идолы пещеры". Каждый человек в силу своих индивидуальных особенностей, порожденных характером его психического склада, привычек, воспитания, атмосферы, в которой он жил, и множеством других обстоятельств имеет свойственный только ему угол зрения на мир. "Свою собственную пещеру, которая разбивает и искажает свет природы". Так одни умы боле склонны видеть в вещах различия, другие – сходство. Первые схватывают самые тончайшие оттенки и частности, вторые улавливают незаметные другим аналогии и создают неожиданные обобщения. И тех, и других "идолы пещеры" толкают в крайности, не имеющие ничего общего с действительным постижением Истины.

Первые две группы "идолов" являются врожденными. Далее идут "идолы" приобретенные. Бэкон называет их "идолами рынка" и "идолами театра". Первые проникают в сознание из естественной связи и отношения людей между собой, из стихийно навязанных этим общением штампов расхожего словоупотребления. Давление этих "идолов" особенно сказывается тогда, когда новый опыт открывает для слов значение, отличное от того, которое приписывает им старая традиция, когда старые ценности теряют смысл и старый язык символов уже не может быть общепонятным. В такие моменты то, что должно объединять людей и являться фактором их взаимопонимания, обращает свою силу против разума.

"Идолы театра", это слепая вера в авторитеты и каноны. Одержимые такого рода "идолами", стараются заключить все многообразие и богатство мира в односторонние схемы абстрактных конструкций. Так продукты интеллектуальной деятельности людей отделяются от них и в дальнейшем уже противостоят им как нечто чуждое и господствующее над ними.

Все, высказанное великим мыслителем в то далекое от нас время, остается актуальным и по сей день. Единогласие в философских и научных мнениях далеко не всегда основывается на свободе суждений и исследований. Чаще оно программируется авторитетом. Тому, кто, не отрицая общих достижений человечества, в то же время не боится идти своим собственным путем, кто желает максимально приблизиться к пониманию Истины, следует придерживаться хорошо известного правила: "Во всем сомневайся, ничего не отрицай!" Не забывайте, что сегодняшняя мудрость еще вчера считалась безумием. А то, что сегодня зовется безумием, почиталось за мудрость вчера.

"Истина", это всегда соединение крайностей, с перекосом в ту или другую сторону (либо в равных пропорциях), плюс некоторое количество "иных" воззрений на данную тему, и плюс определенный элемент неизвестности. Понимающий это, свободен от искушения впасть в иллюзию всезнания, абсолютизации мнимых "истин", а в итоге оказаться у Судьбы в дураках…

В 60-х годах нашего столетия американский историк и философ Томас Сэмюэл Кун выдвинул теорию научных парадигм. Историю науки он рассматривал (и не без основания!), как постоянную конкурентную борьбу сменяющих друг друга различных научных сообществ – парадигм. Парадигмы, это особые образцы научной деятельности (экспериментальной, методологической, теоретической, мировоззренческой и др.), своего рода "модели объяснения", или "дисциплинарные матрицы". Возникая в определенных исторических условиях и будучи в состоянии объяснять и предсказывать те или иные явления лучше всех прочих систем знаний, данная парадигма образует вокруг себя определенный круг ученых, которые и составляют это научное сообщество.

Какое-то время парадигма является господствующей, преобладающей надо всеми остальными. Однако очень скоро наступает ее кризис, вызванный обилием накопившихся "аномальных" фактов или проблем, неразрешимых в ее рамках. Тогда начинают создаваться новые парадигмы, которые яростно и ревниво оспаривают друг у друга право первенства. Кризис разрешается победой одной из них, что знаменует начало нового "нормального" периода, и весь процесс повторяется заново. Полное торжество новой парадигмы наступает только тогда, когда представители старых парадигм сойдут со сцены, а на их место придут молодые ученые, с легкостью воспринимающие новые идеи.

Лично мне, здесь вспоминаются не Галилео Галилей или Джордано Бруно, гонимые и уничтожаемые церковниками, но скорее Гиббс, Майер или Больцман. Словом те, кого травили и высмеивали "свои же". Так Майер, в обстановке травли и одиночества, пытаясь покончить жизнь самоубийством, выбросился из окна (правда, остался жив). А вот Больцману свести счеты с жизнью удалось, и его идеи получили признание только спустя несколько лет после его самоубийства.

"Друг мой, — признавался перед смертью Ломоносов академику Штелину, — я вижу, что должен умереть, и спокойно и равнодушно смотрю на смерть; жалею только о том, что не мог я совершить всего того, что предпринял я для пользы отечества, для приращения наук и для славы академии, и теперь при конце жизни моей должен видеть, что все мои полезные намерения исчезнут вместе со мной".

Примерно то же самое писал и П. Н. Лебедев, известный русский физик. Прошло полтора столетия со времен Ломоносова, но "ломоносовские" условия работы, "когда сотнями гибнут творческие замыслы и великие идеи, а если что и достигается, то достигается вопреки им", сохранились. Нельзя не вспомнить и про генетику с кибернетикой, так рьяно объявлявшиеся в свое время лженаукой.

Очень интересный пример научной инертности и ограниченности приводит Ф. Ю. Зигель. В 1772 году Парижская академия наук за подписью великого Лавуазье опубликовала документ, в котором утверждалось, что "…падение камней с неба физически невозможно". И когда падение метеорита все же было засвидетельствовано, причем весьма солидными очевидцами, – муниципалитетом и мэром, – академик Бертолле воскликнул: "Как печально, что целый муниципалитет заносит в протокол народные сказки, выдавая их за действительно виденное, тогда как не только физикой, но и ничем другим разумным этого объяснить нельзя".

Подобные "промахи" встречаются в истории Науки сплошь и рядом. И очень прискорбно, что ее апологеты закрывают на это глаза, выставляя напоказ лишь научные "победы и достижения". Такой подход не идет на пользу ни Науке, ни простым обывателям. Первая начинает считать себя непогрешимой и всезнающей, а вторые вынуждены за это заблуждение расплачиваться.

Высказывая все это, я ни в коей мере не хочу хоть сколько-нибудь принизить значение и ценность научного подхода в вопросе постижения объективной реальности. Просто научное видение мира не единственно возможное и далеко не исчерпывает всего многообразия мироздания. Кроме того, сама "научная картина мира" непрестанно меняется, а потому абсолютизировать ее, по меньшей мере, неразумно. Сегодня Вселенная, с ее тайнами и законами, представляется нам такой, а завтра она может предстать перед нами в совершенно ином виде. И если от пережитков антропоморфизма научные взгляды в значительной мере свободны, то выйти за рамки человеческой логики, за рамки нашего разума Наука, увы, просто не в состоянии.

Впрочем, от нее этого и не требуется. Со своими обязанностями она прекрасно справляется, а вот нам с вами, если мы действительно хотим развиваться и совершенствоваться, нужно идти дальше как антропоморфных образов, так и рациональных суждений. Ведь ни чувством, ни воображением, ни даже разумом восприятие реальности не ограничивается. Человек способен на неизмеримо большее!..